– Никак нет.
– Ладно. Я предлагаю искать его долго и тщательно, джентльмены. – Карсвелл внимательно рассматривал свои ногти. – Насколько я понимаю, Ролли – наша единственная надежда избавить себя от ожидающей нас печальной судьбины.
– Но антисептическая мазь... – начал было Джад.
– К чертям вашу мазь! Если нам придется проделать еще несколько скачков во времени, то у нас не останется живых, чтобы воспользоваться этой проклятущей мазью.
И снова Сэм услышал отзвук стали и льда в голосе Карсвелла. Это человек, который всегда добивается своего.
– Сворачивайте влево, – приказал Карсвелл. – Мы можем припарковать нашу машину вон там – у большого шатра. Там она привлечет меньше внимания, особенно если эти болваны считают нас частью гребаного цирка. Джад, снимите ваш золотой жилет. Нам не следует привлекать больше внимания, чем это необходимо.
Когда Сэм нашел место машине на поле, где стояли грузовики и трейлеры, он заметил, что Карсвелл вынул что-то из кармана своего пиджака.
– Черт! Карсвелл! Пистолет! Какого дьявола вы его таскаете с собой?
– А вы как думаете? – Карсвелл вынул обойму из рукоятки автоматического пистолета. – Вряд ли для того, чтобы показывать ему виды 1946 года. – Он вложил обойму обратно. – Это, милый друг... это наша страховка. В отличие от вас я не собираюсь разводить на бобах с этим мужланом.
Сэм обменялся взглядами с Джадом, пока они вылезали из машины. Да, с Карсвеллом можно хватить лиха. Вопрос лишь в том – произойдет ли это раньше, или позднее.
Все трое пешком направились обратно в центр города. Хотя Сэм и плохо знал Кастертон, но уже успел заметить, что Кастертон 1999-го и 1978 годов резко отличался от версии 1946 года.
Во-первых, он был куда меньше. На периферийных улицах ютилось множество разновысотных довольно обветшалых домов, соприкасавшихся боковыми стенами, – так называемых террас. Джад объяснил, что все их снесут в шестидесятых годах, чтобы на их месте построить супермаркет и гаражи. На улицах играли дети – с деревянными обручами, железными обручами, скакалками. На тротуарах попадались расчерченные мелками квадраты для игры в «классики» – одна из почти не изменившихся за долгие годы детских игр.
Здания были мрачные, как бы присыпанные углем, хотя в 1999 году их кремовые песчаниковые стены будут отчищены до природного медово-золотистого цвета.
Причина обилия копоти и грязи открылась, когда Сэм заметил большое облако дыма и пара, поднявшееся над крышами домов с хлюпающим звуком.
– Ага! Век пара, – пробормотал Карсвелл. – А вы можете представить себе, что существуют столь сентиментальные люди, которые тоскуют по этим примитивным машинам?
У Сэма саркастические ремарки Карсвелла вызывали обычно резкий внутренний отпор, но когда он увидел пыхтящий паровик, шумно выпускавший пары за станционным зданием, то должен был согласиться с этим замечанием. Машина была покрыта черной копотью, и только серебряные поршни, приводившие в движение колеса, казались относительно чистыми.
Когда они шли вдоль рельсов, остатки несгоревшего пепла падали им на плечи с грязноватого неба. Карсвелл озабоченно цокал языком, сбрасывая пепел со своего белоснежного пиджака.
– Я же сказал – грязные машины! Ну а теперь: как мы будем добираться до таинственного мистера Ролли?
Он решительно шагал впереди, похожий на туриста, наполовину завороженного, наполовину раздраженного тем, что он наблюдает в неизвестном ему городе.
Сэм заметил, что Джад, бросавший на Карсвелла косые взгляды, неодобрительно покачивает головой.
Торговая часть города своей суетой больше всего напоминала муравейник. То была эпоха, когда мускульная сила была главным средством передвижения товаров на фабриках и в складах. Труд отличался дешевизной, а потому такие места прямо-таки кишели людьми. Городские звуки вообще-то были похожи на те, к которым они привыкли, – голоса, шум экипажей, собачий лай, даже музыка, раздававшаяся из машин. Главным отличием, по мнению Сэма, был свист. Все мужское население от мальчишек до стариков все время свистело, совершенно вне зависимости от того, куда они шли или что делали. Создавалось впечатление, что они соревнуются, кто свистнет громче и веселее.
К тому времени, когда они достигли магазинов на Хай-стрит, у Сэма звенело в ушах. Джад остановился возле продавца вечерних газет, который оглушительно выкрикивал название своей газеты на всю улицу. В его устах оно звучало как «И-и по!», но Сэм прочел ее название на доске – «Ивнинг пост». Джад усмехнулся, и Сэм заметил в его глазах искорку интереса. «22 мая 1946 года». Газета с чипсами и рыбой ошиблась не так уж сильно.
Возбуждение Джада явно росло. Он вышел на мостовую и, потирая подбородок, долго смотрел на часы городской башни.
– Пять часов и пять минут, – сказал он задумчиво, с таким видом, будто решал в уме какое-то уравнение, которое и увлекало его, и почему-то пугало. – Знаешь, я, пожалуй, решусь! Я должен сделать...
– Сделать что? – спросил Сэм, ничего не понимая.
– В самом деле, о чем вы болтаете? – рявкнул Карсвелл. – Будем мы искать этого Ролли или что?
– Да... да, конечно... – Джад казался растерянным. – Но есть одно дельце, которым я должен заняться сначала.
– Угу! – произнес Карсвелл, глубоко втягивая воздух для того, чтобы погасить бушующий в его груди гнев. – Ладно, вы делайте свое дело, а я займусь Ролли.
– Если найдете его, – вмешался Сэм, – то попросите прийти к машине. Мы встретимся с вами там, если не увидимся раньше.
– Я-то его притащу, – усмехнулся Карсвелл и похлопал себя по карману, где лежал пистолет. – Я мастер по уговорам.