Затерявшиеся во времени - Страница 43

3

Человек, торговавший мороженым, обнаружил, что стоит на берегу реки. У него не было ясного представления о том, как он тут оказался. Он знал только, что долго бродил где-то без всякой цели, будто в тумане. Птички носились над самой водой, ловя мошкару. Раздался гулкий шлепок по воде – это в реку прыгнула водяная крыса. Звук этот больно ударил мороженщика по напряженным нервам.

Он огляделся – его глаза превратились в две узенькие щелки, защищавшие зрение от жгучих солнечных лучей. Через V-образный разрез в травянистом склоне мороженщик видел деревянные скамьи амфитеатра.

Амфитеатр был пуст.

Мороженщик вдруг вспомнил, что оставил свой фургончик незапертым.

Но в этот момент ему было решительно наплевать. Он только-только начал приходить в себя от лицезрения человека, который трахался с его женой.

Теперь, когда он вспоминал об этом, то думал, что, вообще-то говоря, в этом нет ничего плохого, если бы это был незнакомец или... Черт побери, лучше в это был мойщик стекол, ежели уж так оно вышло.

Но нет, человек, которого он видел, был не кто иной, как он сам.

Вот этого я уж никак не ожидал,подумал он уже в двенадцатый раз после того, как наконец пришел в себя.

Если б только не я! Кому такое в голову может прийти – входишь в комнату, а там видишь лично себя, так сказать, в полный рост!

Он знал, что у немцев есть особый термин для тех случаев, когда ты встречаешь своего двойника. Doppelganger. Это означает что-то вроде «двойного силуэта» или «двоящегося прохожего». И если ты встречаешь своего Doppelganger'a, то это плохая примета. Она, возможно, предвещает даже твою близкую смерть.

Еще одна водяная крыса плюхнулась в воду прямо из-под ног мороженщика и поплыла совсем близко к поверхности воды, оставляя мутный илистый след.

Doppelganger. Он как бы обкатывал это слово во рту. Doppelganger.

Он ли это?

Он видел самого себя.

Своего собственного Doppelganger'a.

Неужели это означает, что он скоро умрет?

Господи Боже!

Всего сорок пять лет! Это же еще не старость. Черт побери, я не хочу умирать в сорок пять!

В нескольких ярдах от мороженщика на берегу реки стоял старик, глядевший куда-то в сторону противоположного берега. Он наклонился немного вперед, опираясь всем весом на прогулочную трость.

За стариком виднелась пара лодок, которые тихонько покачивались на своих якорях. Одна из них – большая красивая яхта, на ее палубе крупный блондин в белых брюках и белой же безрукавке пил что-то из большого стакана.

Человек, торговавший мороженым, сильно прикусил свой палец. Этот палец уже успел распухнуть от многочисленных укусов, испытанных им до того, но мороженщик не обращал внимания на подобные мелочи – он был слишком занят многократным прокручиванием в мозгу своей проблемы. Он видел знак, ниспосланный ему самим Богом и возвещавший о близкой смерти, – своего Doppelganger'a. Что ему делать? Можно ли обмануть собственную смерть?

Старик посмотрел на мороженщика и медленно направился к нему.

– Чудная погодка стоит, – сказал старик с глубоким убеждением в правоте своего утверждения. – Нет ничего лучше солнечного денька.

Мороженщику с трудом удалось кивнуть и даже издать подтверждающее кряхтение.

– Знаете, – продолжал старик так, будто разговаривал сам с собой, – мне припомнился другой такой же дивный летний денек. Мне тогда было четыре года. Отец взял меня порыбачить. Привел вот на это самое место. Он был очень крупный мужчина. Руки – что твои древесные стволы, а когда он ловил рыбу, то надевал, знаете ли, соломенную шляпу. Соломенную. Такую штуку в те времена на голове рабочего человека редко можно было увидеть. Их носили дачники. Думаю, он ее нашел где-нибудь, но всегда надевал, когда отправлялся на рыбалку. Полагаю, это из-за лысины. Не хотел, чтоб солнце нажгло макушку. Словом, он стоял в этой шляпе и забрасывал леску, а я сидел на берегу и ел сливы – такие большие, сочные, сладкие, самые сладкие из всех, которые мне потом случалось попробовать. Я помню это так ясно, как будто все случилось только сегодня. Помню, как стекал по пальцам сок. И помню, как отец стоял вон там – рядом с тем пнем. Только тогда это был еще саженец – прошло-то с тех пор семьдесят пять лет!

Старик говорил тихо, спокойно, даже скучновато, но мороженщик слушал его внимательно. Нормальность-старика, с удовольствием вспоминавшего самые солнечные, самые счастливые дни своей жизни, успокаивала мороженщика. Он вдруг обнаружил, что слушает так внимательно, как будто монотонный голос старика был спасательным кругом, брошенным ему сквозь хаос и завывание ментального шторма.

– Мой отец сдвигал свою шляпу вот так. – Старик повторил жест отца. – Чтобы, значит, поля прикрывали от солнца глаза. И при этом курил сигару. Это тоже доставляло ему удовольствие. В те времена курить сигару не считалось предосудительным. Точно так же, как есть мясо или пить сливки. Захотел, и пей хоть целую кружку. Во всяком случае, никто не считал, что это вредно. Люди не пугались ни еды, ни курева. Они ничего не знали ни об уровне содержания смол, ни о холестерине, ни об эмульгированных жирах, ни о прочей чепухе. Тогда, знаете ли, все было другим. Лучше. Когда вы уходили из дома, то заднюю дверь никто не запирал. Дети играли прямо на улице. Они были в полной безопасности. Я помню, как сидел здесь на берегу, в тот солнечный денек семьдесят пять лет назад, сидел со своими сливами, помню так ясно, будто смотрю в хрустальный шар. В амфитеатре духовой оркестр играл марши, бегали девочки в красивых платьях, таких длинных, что они мели землю подолами. Отец поймал щуку – огромную, больше меня. Страшенная она была, и ему потребовалось немало труда, чтобы вытащить ее на берег. Когда же он ее вытащил – а случилось это вон там, – он наклонился и схватил ее за жабры, то его шляпа упала в воду. А он эту соломенную шляпу очень любил. И знаете, течением ее унесло чуть ли не на середину реки. Какой-то парень в лодке выловил ее для отца. – Старик усмехнулся, и лицо его покрылось густой сетью морщин. – Хотел бы я еще разок пережить тот день. И знаете, я бы в нем ничего не изменил. Я люблю его.Просто люблю. – Когда старик произнес последнее слово, его тело как-то сморщилось. Ему, видимо, оно далось с трудом, ибо это слово стало частью его души, оно пульсировало в его глазах, оно давало ему запас жизненной энергии. – Я ведь родился и вырос в этих краях. Все помню четко, ну как люди помнят вчерашний день. Его лицо почему-то потемнело, а с него сошла детская улыбка. – Но мы стареем. И уже не помним, что делали вчера. И даже того, что делали пять минут назад. С моей матерью было такое. Вы слыхали про болезнь Альцгеймера? Забываешь свою фамилию. Не помнишь, что выпил свою чашку чая пять минут назад, и требуешь, чтобы ее немедленно принесли. Люди сходят с ума. Нет... Этого я не пожелал бы и злейшему врагу. И я не допущу, я не стану таким!