Затерявшиеся во времени - Страница 118

118

Судя по голосу, Томас отлично владел собой. Он сказал тихим, низким, спокойным голосом:

– Доктор Гольдман!

Доктор поднял глаза. Пожилой человек с темными вьющимися волосами и печальным взглядом. В нем не было ничего, кроме бесконечной тоски.

– А, преподобный, – отозвался он тихо, будто боялся разбудить малыша. – Рад вас видеть. Очень рад. – Доктор перевел глаза на молодого человека и женщину, сидевших по другую сторону постели на стульях с прямыми спинками. Сэм понял, что это отец и мать умирающего. Оба наклонились к постели и смотрели на свое дитя с таким напряжением, что Сэм понял – они передают ему свои силы, свою волю к жизни. Он даже заметил, что мать время от времени делает такие глубокие вдохи, как будто пытается дышать за двоих.

Нежно, с участием, которое вызвало у Сэма пробежавшую по спине дрожь, Томас опустил руки на плечи родителей. Затем стал им что-то говорить – тихо, почти шепотом.

Зита стояла точно статуя, не шевеля ни единой мышцей.

О Боже!Такое Сэм уже видел когда-то на картинах старых мастеров. Сцена смерти ребенка. Родители, сидящие по одну сторону постели, доктор – по другую. Его усталое лицо выражает печаль и растерянность из-за невозможности оказать ребенку хоть какую-нибудь помощь. И сам ребенок, безмолвно идущий к близкой смерти.

Сэму показалось, что он слышит мерные удары молотка гробовщика, забивающие гвозди в доски гроба. Слышит, как царапает гравий лопата могильщика, вырывая узкую, абсурдно маленькую могилку в земле кладбища.

И снова Сэм ощутил уверенность, что они с Зитой здесь лишь безобразные чужаки. Они насильно ворвались туда, где не нужны и чужды. Он снова взглянул на серое личико. Невозможно серое. Казалось, весь серый цвет, существующий в мире, собрался здесь в концентрированном виде.

А полуприкрытые глаза ребенка все еще не отрывались от крошечного мысика обоев, оторвавшегося от стены над оконной шторой.

В этот момент отец ребенка повернулся к Сэму и Зите. Это был совсем молодой человек, еще недавно – мальчик. Но глаза за стеклами очков – очень старые.

– Достопочтенный сказал мне, что вы приехали сюда, чтобы попытаться помочь Гарри. Я вам очень признателен. – Он говорил тихо, еле слышно. – Поверьте мне, это правда. Но...

Сэм превратился в глыбу льда.

– Доктор Гольдман уже сделал все, что можно было сделать. И малыш боролся изо всех сил. И последние дни его страшно измучили. Мы думаем, что он заслужил право отойти с миром.

Сэм ответил мягко, почти нежно:

– Мы не потревожим его. Не причиним ему боли. Мы только сделаем ему инъекцию, которая...

Мужчина покачал головой.

– Спасибо вам за ваше участие. Но нет... Мы хотим, чтобы он ушел без мучений... Поймите, наша собственная плоть и кровь не выдержат вида его мук...

Сэм хотел сказать еще что-то, но поймал взгляд Зиты. Она слегка качнула головой. Нет,как бы говорила она, пусть будет так.

Сэм поклонился мужчине. Он хотел высказать и мужу, и жене свои соображения, но что он мог сказать такого, что не прозвучало бы в этих стенах грубостью и даже оскорблением?

Сэм и Зита, пятясь, вышли из комнаты, оставив доктора смотреть в лицо умирающего малыша, а родителей – помогать ему дышать последние минуты. Достопочтенный Томас Хатер по-прежнему стоял за стульями родителей, положив им руки на плечи.

Уже через несколько секунд Зита и Сэм оказались на улице в лучах яркого полуденного солнца.

Сэм чувствовал себя так, как если бы его сначала долго жевали, а потом выплюнули – и все это за какие-нибудь несколько минут.

Да, его лучший выстрел пропал зря.

Что-то ты сегодня проморгал, старина. Совсем ослаб, видно, а?

Он проследовал за Зитой к машине. Машина была вся в белых пятнах пыли от последней поездки. Несколько человек рассматривали ее с глубоким изумлением. Какой-то мальчишка взгромоздился на капот и заглядывал внутрь сквозь ветровое стекло. Старик тыкал тростью в резиновые покрышки.

Зита прислонилась к стене, прижимая к груди кейс. Выглядела она измученной.

– Я провалил дело, – сказал тихо Сэм. – Я провалил великолепное дело.

– Мы сделали все, что было в наших силах. Но воля родителей священна. – Она пожала плечами, видно, что-то в ее поведении ей самой не очень нравилось. – У меня не хватило смелости.

Со стороны центра города донесся звон церковных часов. Два удара. Сэм поглядел вдоль улицы, где взад и вперед ходили прохожие. Сэм удивился, заметив, что многие из них хромают. Много было и людей с такими кривыми ногами, что они выгибались, как тонкие бамбуковые прутики. Сэма и Зиту поразила девочка лет пятнадцати, одетая непривычно пестро для этого времени. У девочки было такое сильное косоглазие, что один глаз смотрел прямо на левую сторону носа.

Косоглазие, кривые ноги, рахит. Те виды заболеваний, которые полностью изжиты человечеством после Второй мировой войны применением витаминных добавок и косметической хирургией. Теперь же Сэм видел, что почти каждый пятый прохожий носил на себе отпечаток какого-либо заболевания или был заметно деформирован. Это был век, когда искривление костей или бельмо на глазу просто не излечивались. Так и приходилось всю жизнь ходить косоглазым или хромым. Сэм заметил двух женщин с розовой сморщенной кожей на шее и лице – бесспорно, следствие ожогов, полученных от того, что их ночные рубашки когда-то вспыхнули от пламени лампы или свечи. Разве не читал Сэм где-то, что в девятнадцатом веке от ожогов умирало больше детей, чем суммарно от других заболеваний?

Несмотря на вирусы, террористов и растущую скорость автомобилей, 1999 год показался ему сейчас не таким уж противным местом для обитания.

118